В 2000 году на окраине Улан-Батора, столицы Монголии, началось строительство нового микрорайона. Едва начав рыть котлован, строители наткнулись на жуткую находку: в земле покоились останки сотен людей. Большинство найденных в захоронении черепов имели два аккуратных отверстия диаметром меньше сантиметра в теменной и лобной частях.

Как установила впоследствии специальная комиссия, останки принадлежали убитым в 1930-е годы представителям духовенства — буддийским ламам. Эксгумация братской могилы заняла три года; по ее итогам было собрано два полных самосвала человеческих останков. И хотя такой масштаб репрессий способен впечатлить сам по себе, в обнаруженной братской могиле покоилась лишь малая часть репрессированных монгольскими коммунистами.

Как вышло, что именно буддийские монахи стали той социальной группой монгольского общества, которая мешала двигаться к светлому коммунистическому будущему? Ответить на этот вопрос поможет краткий экскурс в современную историю независимой Монголии.

От теократии к коммунизму

Несмотря на то, что Монголия является одним из древнейших государств на планете, а в XIII веке империя Чингизидов простирались от Тихого океана до Черного моря, в начале века двадцатого монгольский народ находился в составе агонизирующей китайской империи Цин.

Синхайская революция 1911 года, положившая конец двухтысячелетней монархии в Китае, также стала и толчком к национально-освободительному движению в Монголии. 1 декабря 1911 года Внешняя Монголия объявила о своей независимости.

На престол нового государства был возведен Богдо-гэгэн VIII — глава монгольской буддийской общины, а сама Монголия объявлена теократией.

В своих попытках обрести независимость от Китая монголы опирались на поддержку Российской империи. И хотя Санкт-Петербург признал лишь широкую автономию Монголии в составе империи Цин, в столицу Внешней Монголии Ургу были введены русские войска.

Спустя всего восемь лет, в 1919 году, китайские войска вновь оккупировали Внешнюю Монголию, воспользовавшись хаосом русской революции и лишив Богдо-гэгэна VIII власти. Однако уже в 1921 году Ургу со второй попытки взяли отступающие из Даурии под натиском красных части белогвардейской Азиатской конной армии под командованием барона Унгерна. Государственные институты независимой Монголии были реставрированы, а Богдо-гэгэн VIII вновь стал главой государства.

Еще во время китайской оккупации 1919-1921 годов в монгольских политических кругах появились две прокоммунистические революционные группы, ставившие своей целью свержение китайского владычества. Выйдя на связь с большевиками и Коминтерном, эти группы получили рекомендацию приступить к совместному партийному строительству и обещания поддержки в обмен на установление просоветского режима. Так в 1920 году была образована Монгольская народная партия (МНП); а весной 1921 года в контролируемом большевиками русском городе Кяхта на границе с Монголией усилиями Бориса Шумяцкого из числа деятелей МНП было сформировано Народное временное правительство, призывавшее к разрыву Монголии с белым движением.

То, что в историографии называется Монгольской народной революцией, фактически было переходом на сторону МНП командующего монгольской армией Хатан-Батора Максаржава, последовавшим за неудачным штурмом Кяхты белогвардейскими отрядами барона Унгерна.

Белогвардейцы были вынуждены отступить на территорию Бурятии, а 6 июля 1921 года в столицу Монголии Ургу вошли отряды МНП при поддержке большевистских частей. Богдо-гэгэн VIII признал Народное временное правительство МНП, сохранив за собой лишь церемониальные функции главы государства.

Окончательно монархия была ликвидирована в 1924 году после смерти Богдо-гэгэна VIII. По религиозной традиции, после смерти главы буддийской общины начинается поиск его перерождения среди младенцев. Однако МНП сперва «‎отложила», а затем и вовсе запретила поиски Богдо-гэгэна IX, справедливо видя в будущем лидере духовной общины угрозу своей власти.

Минуя капитализм, но не расстрелы

После ликвидации монархии был взят курс на развитие государства по социалистическому пути: церковь была отделена от государства, началось «‎раскулачивание» крупных земле- и скотовладельцев, состоятельные жители и духовенство были обложены дополнительными налогами, стартовала коллективизация.

Пришедшие к власти монгольские коммунисты были слабыми специалистами в сфере госуправления, поэтому с самого образования Монгольской народной республики весь аппарат молодого государства наполнился советскими кураторами.

Отдельное внимание в Кремле уделили формированию органов госбезопасности Монгольской народной республики. Государственная внутренняя охрана (ГВО) МНП была не только сформирована в июле 1922 года по образу и подобию ВЧК-ОГПУ, но почти половину ее кадров в первые годы существования составляли советские чекисты.

Засилье советских инструкторов в органах госбезопасности Монголии привело к конфликтам между двумя спецслужбами: монгольские сотрудники ГВО были возмущены тем, что пришлые специалисты не только в открытую вмешивались в их работу, заботясь исключительно о собственных интересах и превышая полномочия, но и пытались даже превратить высшее руководство ГВО в собственную агентуру.

В ответ на это советские чекисты обвиняли монгольских коллег в излишней религиозности, стремлении возродить империю Чингисхана с опорой на буддийскую веру и рапортовали в Москву о засилье белогвардейских элементов в руководстве МНП. И хотя уже в 1926 году полномочия советских специалистов в органах ГВО были урезаны и жестко регламентированы, влияние СССР в целом и чекистов в частности на монгольскую политику было по-прежнему огромным.

Построенный в Монголии аппарат госбезопасности как нельзя лучше подходил для устранения конкурентов в борьбе за власть. В результате аппаратной борьбы ‎контрреволюционерами один за другим были объявлены основатели партии: премьер-министр страны и глава МИД Догсомын Бодоо и его 14 сторонников под пытками дали признательные показания и были расстреляны своими же товарищами спустя год после прихода к власти. Еще через два года был обвинен в защите «‎буржуазных интересов» и казнен прямо во время партийного съезда главный политический оппонент Догсомына Солийн Данзан.

Репрессии против партийных функционеров, высших армейских чинов и государственных чиновников продолжались на протяжении всей внутрипартийной борьбы за власть в 1920-х—1930-х годах.

Отдельного упоминания заслуживает бурятская диаспора Монголии, которая также подверглась преследованиям. Из-за бушевавшей в России гражданской войны многие представители бурятского этноса вынужденно уехали в соседнюю Монголию в конце 1910-х — начале 1920-х годов. Теперь же спасавшиеся от гражданской войны буряты (многие из которых были зажиточными скотоводами) считались властями СССР белогвардейцами, а НКВД при помощи своих монгольских коллег составляло списки таких переселенцев.

В июне 1929 года советское посольство в Улан-Баторе в своем докладе объявило контрреволюционерами более 15 тысяч бурятов, проживавших в Монголии. Годом позже между правительствами двух стран был заключен договор, согласно которому бурятские «‎преступники» подлежали экстрадиции на родину и преданию там суду.

Впрочем, монгольское правительство и само вполне справлялось с наказанием «виновных‎», расстреляв десятки и бросив в застенки сотни бурятских иммигрантов. В частности, их обвиняли в пособничестве и шпионаже в пользу Японии, стремлении отделить Бурятию от СССР и создать великое панмонгольское государство под протекторатом Японской империи. Среди казненных этнических бурятов оказался и первый секретарь ЦК МНРП Жамбын Лхумбэ, руководивший подавлением антикоммунистического восстания 1932 года.

Вообще с усилением мощи Японии на Дальнем Востоке в 1930-е годы тема японской «шпиономании‎» красной линией проходит как через советские, так и через монгольские репрессии в отношении своих оппонентов. В ответ на усиливающиеся позиции Страны восходящего солнца в регионе и вторжение японских войск в Манчжурию СССР начинает уделять положению дел в Монголии особое внимание. В 1932 году была создана постоянная Монгольская комиссия Политбюро ЦК ВКП(б) под председательством Клима Ворошилова.

В 1933 году Сталин лично встречается с премьер-министром страны Пэлжидийном Гэндэном — и основным интересующим его вопросом становится положение духовенства в Монголии.

Сталин против лам

В начале XX века Монголия была одним из центров мирового буддизма, а глава монгольской общины буддистов Богдо-Гэгэн считался в тибетско-буддистском мире третьим человеком после Далай-ламы и Панчен-ламы. По данным архива УФСБ России по Омской области, в 1930 году в пяти аймаках Монголии женщин насчитывалось 345 350 человек, светских мужчин — 260 905, мужчин-лам — 104 106. Таким образом, духовенство составляло почти 30% от всех мужчин или почти 15% всего населения.

Однако в 1920-х годах в руководстве МНРП существовала точка зрения о необходимости кооптации представителей монгольских элит, а не их террора. Архив УФСБ по Омской области содержит выступление Цыбена Жамцарано, в котором он предлагал принять в партию «лучшую часть ламства», аргументировав это тем, что «цель партии и основа религии одна и та же — помочь народной массе объединиться для общей пользы».

Увы, такую точку зрения не разделяли кремлевские кураторы. Советское правительство, к тому моменту изрядно преуспевшее в поисках «‎шпионов», видело в монгольском духовенстве не только угрозу монгольской народной революции, но и угрозу советскому влиянию в дальневосточном регионе в целом, полагая, что ламы являются проводниками японских интересов.

Внутрипартийная борьба, кураторство НКВД и «‎левый поворот» дали свои плоды. По мере того, как выступавшие за диалог с духовенством члены партии были обвинены органами госбезопасности в принадлежности к контрреволюционным элементам, политика в отношении лам принимала все более бескомпромиссный характер.

Священнослужителей стали массово привлекать к шедшим вразрез с религиозными представлениями мирским занятиям — например, к службе в армии. В результате увеличения налогового бремени и падения уровня пожертвований монастыри лишились финансовой подпитки, а власть не переставала ущемлять в правах духовенство на законодательном уровне.

В октябре 1929 года прошел VI аймачный партийный съезд, резолюцией которого было принято решение о полном исключении лам из хозяйственной жизни страны. Запрет был наложен на занятия земледелием, ремеслами и торговлей, а также на воспитание несовершеннолетних в монастырях.

Однако в Кремле все равно были недовольны проводимой монгольскими товарищами политикой в отношении духовенства.

«Это государство в государстве. Чингисхан никогда не согласился бы на это. Он наверняка жестоко расправился с ними [ламами]», — однозначно высказал свою точку зрения первым лицам Монгольской народной республики Сталин в 1933 году. И тем не менее в ответ на это предложение премьер-министр Монголии Гэндэн отказал Сталину в физическом истреблении монахов, за что поплатился жизнью.

В 1936 году Хорлогийн Чойбалсан, один из немногих выживших в аппаратной борьбе основателей партии благодаря симпатиям со стороны СССР, отстранил Гэндэна на пленуме ЦК МНРП от власти, пользуясь поддержкой Сталина.

Опальный премьер-министр Гэндэн был отправлен на лечение в Крым, после чего обвинен советской властью в подготовке государственного переворота и расстрелян на полигоне «‎Коммунарка» под Москвой.

Прилежный ученик

Чойбалсан стал самым влиятельным человеком в партии. Установив режим единоличной диктатуры, он принялся осуществлять замысел Сталина по устранению «‎ненадежных». Для оказания помощи своему монгольскому фавориту Сталин откомандировал в Улан-Батор одного из организаторов массовых репрессий в СССР — Михаила Фриновского.

По аналогии с советским опытом Фриновский ввел практику рассмотрения дел не судом, а «‎тройками». В одну из таких «‎троек» вошли сам Чойбалсан, министр юстиции Монголии и секретарь ЦК МНРП.

В 1937 году состоялся процесс по делу так называемой «‎Центральной контрреволюционной группы», обвиняемыми по которому проходили представители высшего духовенства. Под пытками они сознались и в причастности к восстанию 1932 года, и в шпионаже в пользу Японии, и в участии в заговоре против действующего режима.

Процесс проходил в здании театра и широко освещался по радио и в газетах. Получив карт-бланш от Сталина, в том же году Чойбалсан развернул репрессии против товарищей по партии, армейского руководства и случайных граждан с целью укрепления личной власти политическим террором. Было казнено 187 высших офицеров, 36 из 51 членов ЦК МНРП, 25 высших чиновников правительства. Нередко на допросах с применением пыток своих бывших товарищей присутствовал и лично Чойбалсан.

Для «окончательного решения» вопроса лам в 1937-1939 годах в Монголии были арестованы 17434 монаха, из них 14201 расстреляны по приговору «‎тройки» Чойбалсана. Лам расстреливали как по очереди, выстрелами в затылок, так и коллективно — выстраивая в шеренгу перед монастырскими стенами и открывая по ней огонь из пулеметов. Судя по найденным останкам, не все из них были убиты из огнестрельного оружия — по крайней мере часть найденных черепов расколота, что может свидетельствовать о смерти в результате удара по голове, например, прикладом; некоторые берцовые кости из найденных также были сломаны.

В пригороде Улан-Батора, в захоронении Хамбын-обо нашли и личные вещи расстрелянных. Среди находок — остатки одежды и обуви, посуда, предметы религиозного обихода. Все личные вещи сбрасывались в яму с трупами, которую позже закапывали, по-видимому, при помощи строительной техники.

В результате такого «‎окончательного решения» почти все монастыри в стране, то есть более 800, были закрыты, большинство при этом — разрушены, их имущество было передано во владение государства, предметы религиозного культа переплавлены на металл, а деревянные строения — разобраны на дрова. Фаворит Сталина Чойбалсан в погоне за «‎японскими шпионами» сумел физически истребить целый пласт монгольской культуры за два года.

С сентября 1938 по апрель 1939 г. в Монголии как «враги народа» были осуждены почти 26 тысяч человек, из них 20 474 расстреляны. Всего же число жертв политических репрессий монгольских коммунистов достигает, по разным оценкам, от 50 до 100 тысяч человек, при том, что население страны в те годы составляло немногим более 700 тысяч. В целом за годы террора с 1921 по 1939 погибли почти 28 тысяч человек — в основном, мужского пола. Таким образом, каждый десятый мужчина оказался жертвой репрессивной машины весьма случайно пришедших к власти людей.

Репрессии в Монголии закончились тем же, чем и в СССР — смертными приговорами уже самим палачам и высшим партийным чиновникам. Самая значительная разница, пожалуй, заключалась только в том, что организаторов монгольского террора расстреливали по приговору иностранного государства.

В 1939 году Сталин отдал Чойбалсану приказ остановить репрессии из-за окончательного разгрома внутрипартийной оппозиции и усиления угрозы японского военного вторжения. На конференции МВД 20 апреля 1939 года «тройка‎», куда входил Чойбалсан, возложила ответственность за террор в стране на советских инструкторов и чересчур ретивых «‎исполнителей на местах».

Вскоре были арестованы и отправлены в Москву непосредственные исполнители массовых репрессий в Монголии: министр внутренних дел Насантогтох и его заместители, руководители ГВО и ответственные за террор кадры МНРП. В конце концов был арестован и один из печально известной «тройки‎» Чойбалсана — секретарь ЦК МНРП Доржжавын Лувсаншарав. 9 июля 1939 года он был обвинен в контрреволюционной деятельности и отправлен в Москву. Там после двух лет заключения палач был расстрелян в один день со своими жертвами — репрессированными по решению Сталина членами руководства МНРП, якобы нелояльными Москве.

Полностью репрессии в Монголии прекратились лишь со смертью Чойбалсана в 1952 году. После демократизации 1990-х годов о них, как и в бывшем СССР, стали говорить открыто; тысячи человек были реабилитированы. Однако монгольская земля продолжает хранить секреты страшных страниц истории страны, и едва ли два самосвала человеческих останков станут последним напоминанием о них.