Немного теории и истории

Речь ниже пойдет именно о помилованиях, а не об амнистии. На первый взгляд эти термины синонимичны: и то, и другое — акты милосердия, предполагающие либо освобождение заключенного, либо смягчение наказания. Однако с юридической точки зрения это совершенно разные понятия.

Амнистия применяется многократно и всегда в отношении группы заключенных, а не конкретного человека. Например, под амнистию могут попасть осужденные за «мелкое хулиганство и не достигшие 18 лет» или «участники митинга на Болотной». Помилование же — одноразовый акт, где четко прописаны фамилии людей, которых прощает глава государства (реже парламент или специальная комиссия).

Какой логикой руководствуется при составлении своих указов президент Мирзиеев, доподлинно неизвестно. Но факт остается фактом — помилования в Узбекистане поставлены на конвейер.

Президент Ассоциации «Права человека в Центральной Азии» Надежда Атаева считает, что не стоит преувеличивать значение мирзиеевских актов милосердия: «Количество указов о помиловании заметно возросло, но гуманным общество не стало. Режим при Каримове беспощадно боролся с религиозными экстремистами, допуская произвольные обвинения в отношении верующих. Такая политика привела к радикализации общества и коррупции, судебная система оказалась в полной зависимости от исполнительной власти».

По словам Атаевой, Мирзиеев объявил правовые реформы, надеясь, что в страну придут прямые инвестиции и будут возвращаться деньги Гульнары Каримовой.

«Посыпались градом новые законы и национальные программы, начались массовые судебные процессы над должностными лицами из правоохранительных органов и кадровые перестановки. Первые пять лет правления второго президента запомнятся, как период больших ожиданий от новой власти. Однако реальных перемен не случилось, потому что сохраняется зависимость Мирзиеева от старых кадров, воспитанных во времена советского периода. Критика по-прежнему приравнивается к посягательству на конституционный строй», — отмечает правозащитница.

В подтверждение своих слов Атаева приводит нынешний Уголовный кодекс Узбекистана, количество политических статей в котором, по сравнению с временами Каримова, выросло в три раза.

Подобьем цифры

В правление Ислама Каримова в Узбекистане не было издано ни одного акта помилования. На первом в истории республики решении о помиловании стоит уже подпись второго президента. Документ датирован 6 декабря 2017 года. Тогда в список вошли 2700 осужденных. Видимо, накопилось большое количество «спорных» решений суда. Недаром Мирзиеев в начале своего президентства возмущался отсутствием оправдательных приговоров в течение многих лет.

Теперь президент подписывает указы о помиловании несколько раз в год в связи с государственными и религиозными праздниками: Навруз, Рамазан Хайит, День Независимости, День Конституции. Иногда Мирзиеев дарит «бонус»: так, в 2020 году накануне Международного женского дня 8 марта он смягчил наказание для 83 узбекистанок.

Надежда Атаева отмечает «подвижки» в этом плане: «За последние пять лет произошло сокращение количества заключенных, это особенно заметно по женской колонии. Если ранее там содержалось 3 000 узниц, то теперь менее 600. Причина в том, что при Каримове лишали свободы верующих женщин даже за ношение хиджаба. Мирзиеев ослабил "гайки". С 2018 года освободили тысячи лиц, осужденных по соответствующим статьям УК и сняли надзор с тех, кто находился в черных списках спецслужб».

Цифры впечатляют, но если посмотреть на соседей по региону, это далеко не рекорд: конкурировать с Узбекистаном может, например, Туркменистан. Официальный Ашхабад также применяет практику массовых помилований, приуроченных к большим праздникам. Например, в мае 2021 года по случаю Ночи всемогущества президент Гурбангулы Бердымухаммедов освободил 1 035 человек, в сентябре ко Дню Независимости республики он помиловал еще 2 064 узников. За эти два акта он количественно практически в пять раз перекрыл годовую норму Мирзиеева.

От количества к «качеству»

Что касается вопроса, как часто в списки помилованных попадают политзаключенные и осужденные по сфабрикованным делам правозащитники, то, по словам лидера правозащитной группы «Открытая линия» Татьяны Довлатовой, таких людей «можно пересчитать по пальцам».

«Большая часть таких арестантов до сих пор находится за решеткой, — уточняет Довлатова. — Некоторым из них в годы правления уже Мирзиеева, напротив, добавили дополнительные сроки. Жертвы сфабрикованных силовиками дел не могут добиться справедливости или хотя бы смягчения приговора».

По словам правозащитницы, под помилование попали только участники громких процессов, о которых известно за рубежом — те, за кого вступались международные правозащитные организации. Еще до 2020 года были помилованы Мухаммад Бекджанов, Рустам Усманов, Самандар Куканов, Саиджон Абдурахманов, Эркин Мусаев, Агзам Тургунов, Азам Фармонов, Бобомурод Абдуллаев. В прошлом году этот список пополнили Акрам Малик, Искандер Худайбергенов, Рустам Абдуманнопов, Рухиддин Фахриддинов.

«Я знаю, что в 2021 году в указах президента значились 15 лиц, осужденных за участие в деятельности запрещенных организаций. Отдельно отмечу дело ученого Андрея Кубатина, который в 2017 году получил 11 лет тюрьмы по обвинению в госизмене. После длительной борьбы он был оправдан, но спустя год скончался, на мой взгляд, не без помощи СГБ. Добавлю, что все вышеперечисленные политические заключенные подвергались пыткам», — рассказывает Довлатова.

По словам Надежды Атаевой, число политзаключенных в президентских указах составляет примерно 10% от общего количества помилованных.

«По нашим сведениям, в этот раз на свободу вышли двое граждан, экстрадированных в 2011 году из Казахстана. Они обвинялись в связях с религиозным деятелем Обид кори Назаровым, который получил статус политического беженца в Швеции. В 2012 году на него было совершено покушение. По одной из версий, к этой "акции" был причастен "известный узбекский олигарх", имеющий отношение к СНБ. Кроме того, есть и другая позитивная новость. В рамках указа о помиловании обвиненный в госизмене бывший дипломат Кадыржан Юсупов переведен из закрытой колонии №4 в колонию-поселение №42», — отмечает президент Ассоциации «Права человека в Центральной Азии».

В то же время, как объясняют правозащитники, власти продолжают игнорировать их мнение при составлении списков на помилование. Впрочем, Надежда Атаева уверена, что и такие консультации мало что изменят. Вместе с тем правозащитница считает важным добиваться участия независимых экспертов в изучении дел тех, по которым люди попадают в списки помилованных или амнистированных. «Такой подход качественно изменит работу чиновников и вызовет доверие к правовым реформам в Узбекистане», — уверена Атаева.

То ли воля, то ли не воля

Согласно законодательству Узбекистана, помилование не означает, что власти признают судебную ошибку. Право на реабилитацию заключенного и получение компенсации дает только оправдательный приговор. Поэтому многие узники после выхода на свободу доказывают свою невиновность по старым делам. Но это невероятно сложный процесс. Зачастую чиновники не выдают на руки постановления судов, «теряют» важные документы.

Со всеми этими трудностями столкнулся предприниматель и оппозиционный политик Самандар Куканов, арестованный в 1993 году и вышедший на свободу только в конце 2016-го.

«За 23 года моего тюремного заключения несколько членов моей семьи были отправлены за решетку, и здоровье моей жены было разрушено. Я больше всего хочу, чтобы меня реабилитировали, потому что я никогда не совершал тех преступлений, за которые меня осудили», — рассказывал он в начале тяжбы по пересмотру приговора.

Однако в 2018 году Ташкентский областной суд сообщил о невозможности полной реабилитации, так как материалы уголовного дела истца были уничтожены «в установленном порядке». Куканов обратился в Верховный суд, который, рассмотрев «уничтоженное дело», признал доказательства вины обоснованными.

Еще один пример нежелания властей Узбекистана признавать ошибки — дело бывшего чиновника министерства обороны Эркин Мусаева, проведшего в колонии 11 лет. Он так и не смог добиться выдачи копии приговора, из-за отсутствия которой суд высшей инстанции не стал рассматривать вопрос о его реабилитации.

Впрочем, есть и исключения. Например, Чуян Маматкулов, известный тем, что подавал иск на самого Ислама Каримова, после освобождения (он не был помилован, а отсидел весь положенный срок) добился полной реабилитации. Суд даже удовлетворил его иск о денежной компенсации за моральный ущерб, но частично: вместо требуемых 500 млн сумов политзаключенный получил 60 млн.

В заключении

Для Узбекистана, который два десятка лет жил в условиях тотальной диктатуры, свыше пяти тысяч помилованных за последние четыре года — внушительная цифра. Но правозащитников она не впечатляет. Так, Татьяна Довлатова считает, что помилования Мирзиеева — «акция для галочки», «показуха перед международным сообществом».

Надежда Атаева отчасти согласна с точкой зрения коллеги: «Я считаю, что указы о помиловании являются частью PR-кампании, которая была развернута в 2017 году. Теперь же режим облагородил политический торг собственными гражданами, которые наказаны в нарушение норм Всеобщей декларации прав человека. И этот торг продолжается с 2006 года, когда Еврокомиссия представила правительству Узбекистана первый список политзаключенных», — делится своим мнением правозащитница.

И в Ташкенте, и во Франции правозащитники уверены в необходимости реформы пенитенциарной системы Узбекистана. По мнению Довлатовой, система должна выйти из подчинения МВД и быть в ведении другого органа — хотя бы министерства юстиции.

«Потому что сейчас силовики фабрикуют дело, держат арестованного под своим «крылом» до суда, потом весь срок оказывают давление на заключенных, чтобы те никуда не жаловались. В этой связи не работает ни одна статья Уголовно-исполнительного кодекса Узбекистана. Хотя написано там все верно — любо-дорого почитать», — объясняет свою точку зрения эксперт.

При этом, как считает правозащитница, сегодня нет надежды на какие-то кардинальные изменения, так как в стране попросту отсутствует практика исполнения законов. «Успех любых реформ наступает, когда власть проявляет ответственность за свои решения и уважает права своих граждан и их представителей — правозащитников. В Узбекистане пока этого не осознали», — резюмирует Атаева.