Китай ответил на очередные обвинения, связанные с Синьцзян-Уйгурским автономным районом — регионом на севере страны, где подвергаются преследованиям уйгуры и представители других этнических групп. Речь идет о контроле над рождаемостью. По данным журналистов и правозащитников, власти не только отправляют местных жителей в «лагеря перевоспитания», но и применяют жестокие методы для контроля над численностью населения — включая принудительные стерилизации и аборты.

Такие меры, судя по данным из неофициальных расследований, опубликованных в прошлом году (включая отчет, который подготовил германский антрополог Андриан Ценц, специализирующийся на исследовании Синьцзяна), приносят результат — рождаемость среди уйгуров снижается. При этом регион активно заселяется ханьцами — представителями этнического большинства в Китае, и их доля постепенно растет. Все это, считают критики китайских властей, отражает долгосрочную стратегию Пекина — изменить этнический состав региона (некоторые назвали это «массовым экспериментом» над местным населением), чтобы усилить контроль над ним.

В начале января официальная пресса Китая частично подтвердила то, о чем говорилось в расследованиях — рождаемость и прирост населения в Синьцзяне действительно сокращаются. Отчет Центра исследования развития Синьцзяна зафиксировал снижение обоих показателей в 2018 году.

Но на этом сходство с расследованиями заканчивается. Официальная версия утверждает, что насилия над уйгурками нет. Что снижение рождаемости — результат улучшения экономики и борьбы с религиозными экстремистами, которые «настраивали местных жителей против программ планирования семьи». И что меньшее число детей — собственный выбор местных женщин.

«Борьба с экстремизмом способствовала эмансипации уйгурских женщин, — говорится в отчете. — Они перестали быть машинами по производству детей. Теперь они стремятся к тому, чтобы быть независимыми и уверенными в себе».

Рассказы тех, кто побывал в лагерях Синьцзяна, — и не только уйгуров, но и представителей других этнических меньшинств, в том числе казахов, — представляют совсем другую картину. Женщин, говорят они, подвергают стерилизации или навязывают им средства контрацепции, приводящие к негативным последствиям для здоровья. На этом фоне представители нескольких стран обвинили Китай в «варварстве», некоторые потребовали проверки со стороны ООН, комиссия Конгресса США на днях объявила, что происходящее может иметь признаки «геноцида». Гипотетически такие обвинения могли бы стать поводом для международного расследования.

Возможности их проверки, правда, ограничены. Синьцзян, несмотря на повышенное внимание к региону в последние годы, остается под жестким контролем властей, независимое международное расследование там едва ли возможно. Хотя власти Китая и устраивали официальные пресс-туры для иностранцев, журналисты отмечали, что их пребывание в регионе сопровождалось постоянным надзором. Поступали также сообщения, что власти в Синьцзяне запугивают местных жителей, объясняя им, что говорить при встречах с иностранцами.

С другой стороны, даже если — как это делает официальная пресса КНР — поставить под сомнение некоторые из неофициальных источников и данных, приводимых в расследованиях — описанные меры по контролю над рождаемостью не являются чем-то новым. В прошлом подобное, включая принудительную стерилизацию и аборты, практиковалось в разных частях страны, где почти полвека действовало правило «Одна семья — один ребенок».

«Я достаточно долго изучала то, что можно назвать самым радикальным социальным экспериментом, растянувшимся на десятилетия, — говорит Мэй Фон, бывшая журналистка Wall Street Journal, обладательница Пулитцеровской премии и автор книги о демографии в Китае. — Я услышала достаточно жутких историй — в том числе от чиновников, которые рассказывали, как они буквально вели охоту за беременными женщинами. Только раньше это касалось в основном ханьцев — представителей этнического большинства. Для меньшинств правила были менее строгими».

История

Правило «Одна семья — один ребенок» было введено в конце 1970-х годов. До этого, на раннем этапе существования КНР, во власти были популярны идеи о том, что «чем нас больше — тем мы сильнее», а основатель страны Мао Цзэдун утверждал, что растущая экономика поддержит растущее население, «даже если рост [населения] будет многократным». Но позднее в этом стали сомневаться — особенно после массового голода, который стал следствием «политики большого скачка». Уже в начале 1970-х были установлены планы по снижению рождаемости. А в конце десятилетия Дэн Сяопин, новый лидер Китая, утверждал, что без заметного снижения рождаемости «будет невозможно экономическое развитие и повышение уровня жизни людей».

Власти добились результатов — уровень рождаемости, из расчета на тысячу жителей, снизился с 33 в 1970 году к 21 в 1990 году. Некоторые исследователи утверждали, что демографическая политика позволила Китаю сдержать рост населения на 360-520 млн человек к середине 2010-х годов. Хотя другие указывали на то, что снижение рождаемости началось до введения ограничений, предполагая, что на это повлияли и другие факторы (в том числе экономические), а эффект жестких мер оказался ограниченным.

Во многом кампания опиралась на принуждение. «Государство опиралось на широкую сеть "активистов" в селах, городских кварталах и трудовых коллективах, — отмечали исследователи из Гарвардского университета. — Они составляли досье на женщин детородного возраста, указывая их беременности, применение контрацептивов и даже менструальные циклы. Если женщина беременела без разрешения, от нее требовали, чтобы она сделала аборт. В селах женщинам, достигшим квоты, навязывали стерилизацию или постоянные средства контрацепции (внутриматочные спирали). Семьям угрожали, что ребенка, родившегося сверх плана, лишат официальной регистрации».

Если женщина отказывалась от стерилизации и скрывалась от властей, говорит документалистка Наньфу Ван, создательница фильма «Страна одного ребенка», власти могли арестовать ее родственников — и держать их под арестом, пока она не сдастся.

Только в 1983 году в Китае были стерилизованы около 20 миллионов человек — сопоставимо с населением средней по размеру страны. Процесс, писала Мэй Фон в своей книге «Один ребенок», был «поставлен почти на конвейер». Бывший глава одного из сел в восточной провинции Шаньси, беседуя с ней, сообщил, что настаивал на стерилизации тех, кто достиг сельской квоты в два ребенка — даже если они не планировали иметь больше детей. «Мне нужно выполнять план [по местным квотам], — утверждал он. — Я не собираюсь полагаться на чьи-то обещания».

«Если женщина жила в селе, — говорит автор книги, — о ее [неразрешенной] беременности быстро узнавали. Вскоре к ней мог заявиться глава местной администрации — с предупреждениями, что из-за ожидаемого ребенка ее ждут проблемы. Женщине, которая жила в городе, могли пригрозить увольнением с работы, если она не согласится на аборт. Тем, кто отказывался подчиняться, приходилось прятаться от властей, чтобы им не сделали аборт принудительно».

Синьцзян

Уйгуры, как и другие этнические меньшинства, имели право на послабления — по два ребенка на семью в городе, по три в селе. Долгое время, отмечает Адриан Ценц, они могли превышать и эти квоты — контроль в Синьцзяне был не слишком строгим, к тому же местные чиновники нередко не соблюдали ограничения сами. «Мы слышали об этом по ТВ, но не обращали особого внимания на правила, — говорила в конце 2000-х годов Раэла Кадир, дочь известной уйгурской правозащитницы, главы Всемирного уйгурского конгресса Ребии Кадир. — Мы жили в соответствии со своими традициями, как привыкли».

Но постепенно контроль стали ужесточать. «Поступают сообщения, что власти оказывают давление на семьи [в Синьцзяне], чтобы детей было даже меньше, чем разрешено официально, — отмечала Amnesty International в конце 1990-х годов. — К тому же рождения требуют согласовывать с планами, установленными для населенных пунктов. Семье могут отказать в разрешении, если, например, план на ближайшие несколько лет заполнен. Есть свидетельства, что женщин, нарушающих эти правила, заставляют делать аборты».

Позднее местные чиновники подтверждали случаи принудительных абортов, ссылаясь на «указания сверху».

За последние несколько лет, согласно отчету Ценца, надзор стал еще строже — на фоне общего усиления контроля над Синьцзяном. Власти развернули масштабную кампанию по поиску и наказанию тех, кто превысил квоты — даже если нарушения были допущены десятки лет назад. Следователям, согласно местным отчетам, приказали «не упускать никого». Один из округов выпустил директиву о том, что в отношении женщин, превысивших квоты, должны применяться «долгосрочные методы контроля рождаемости» (что, судя по языку официальных документов, может означать стерилизацию или внутриматочные спирали), и что их следует отправлять на «профессиональную подготовку». Документы о Синьцзяне, опубликованные в прошлом году, также указывают на то, что нарушения квот на детей — распространенная причина отправки в лагеря.

В директивах, которые цитирует Ценц, содержатся планы по «долгосрочным мерам контроля рождаемости». Так, в нескольких районах на юге Синьцзяна, согласно документам, предполагалось, что спиралями должны пользоваться 80% женщин детородного возраста. В некоторых местах показатели уже в 2017-2018 году составляли около 70%. Данные также предполагают, что речь идет не только о женщинах, превысивших квоты на детей, но и о тех, у кого есть один или два ребенка. Схожие «планы» упомянуты и в отношении стерилизации — так, бюджет уезда Хотан на 2019 год, согласно отчету, предполагал более 14 тысяч таких операций, и эта цифра была указана в документах в качестве «цели».

В целом в Китае использование постоянных средств контрацепции, как и практика стерилизации, постепенно сокращается. Напротив, в Синьцзяне эти показатели за последние годы выросли. На этом фоне уровень рождаемости в регионе в 2019 году снизился почти на четверть. В двух уездах Синьцзяна, населенных преимущественно уйгурами, показатель за несколько лет снизился более чем на 50%. В регионе в то же время растет число ханьцев, приезжающих туда при поддержке властей — при этом официально зарегистрированные там люди составляют лишь части общины, еще несколько миллионов — постоянно проживающие там внутренние мигранты. В общей сложности, по данным на 2018 год, доля ханьцев в населении Синьцзяна составляет около 40% . В середине прошлого века, когда создавалось современное китайское государство, она составляла менее 7%.

Реакция

Китай все обвинения отрицает. Власти и официальная пресса настаивают, что обвинения в насильственном подавлении рождаемости — «наглая ложь». Адриана Ценца, который пользуется статусом эксперта по Синьцзяну, они называют аферистом и «христианским фундаменталистом». Женщин, рассказавших об издевательствах, — «актрисами для западной прессы».

Германского исследователя также обвиняют в фактических неточностях. Лин Фанфэй, доцент политологии Синьцзянского университета, утверждает, что в его отчете приведены неверные данные о приросте населения в нескольких районах Синьцзяна, официальный статистический ежегодник, говорит она, содержит более высокие цифры. Она также отвергает утверждение, что использование внутриматочных спиралей в Китае на 80% приходится на Синьцзян — доля региона, утверждает она, ссылаясь на официальную статистику, составляет около 8%. При этом Фанфэй не отрицает, что прирост населения в Синьцзяне снижался в последние годы — однако настаивает, что это связано с развитием экономики и «защитой прав женщин».

Представительница университета, как и авторы критического разбора исследования Ценца, опубликованного одним из китайских изданий, также не отрицала существования местных директив с планами по ограничению рождаемости. Из неофициальных источников на фоне опровержений стало известно, что полиция Синьцзяна устраивает собрания для жителей, объясняя им, что говорить, если регион посетят иностранные наблюдатели.

«Людям говорят, что они должны отвечать на вопросы уверенно, — рассказал представитель полиции в одном из населенных пунктов. — Они должны говорить, что демографическая политика их устраивает, что использовать постоянную контрацепцию женщин не заставляют. И они должны постараться перевести разговор на другие темы — например, образование и борьбу с экстремизмом».