Пытки, скука и парацетамол. Как устроен депортационный центр в Москве, куда вместо мигрантов отправили российских протестующих
Дария Женисхан|Елизавета Пестова
Пытки, скука и парацетамол. Как устроен депортационный центр в Москве, куда вместо мигрантов отправили российских протестующих

Спецприемник в деревне Сахарово. Фото: Игорь Иванко / Коммерсант

В начале февраля российские медиа не переставали писать о центре временного содержания иностранных граждан в деревне Сахарово — туда после масштабных акций протеста в Москве стали сотнями свозить арестованных за участие в митингах. Уже после первой акции 23 января суды отправили под арест больше людей, чем вмещают спецприемники, поэтому большую часть россиян увезли в Сахарово, где обычно дожидаются депортации иностранцы. «Медиазона» рассказывает, как в Сахарово живется его обычным обитателям — мигрантам из стран Центральной Азии.

Эталон

Несмотря на то, что деревня Сахарово формально входит в состав города, расположена она в 54 км на юг от МКАД. Депортационный центр с наполняемостью в тысячу человек начал работу 1 января 2015 года. Раньше на этом месте располагалась воинская часть.

Спустя месяц после открытия Сахарово посетили члены Совета по правам человека при президенте России (СПЧ). Один из участников визита, Андрей Бабушкин, тогда писал, что «благодаря политике руководства ФМС, <…> учреждение стало одним из наиболее закрытых в стране, в котором нарушения прав человека приобрели массовый характер». Незадолго до приезда правозащитников в центре произошли волнения из-за условий содержания — восемь арестантов, в том числе гражданин Таджикистана, порезали себе вены.

В течение нескольких дней на территории учреждения находился ОМОН. Глава управления ФМС по Москве Ольга Кириллова связывала бунт иностранцев с имеющимися у них судимостями. «Ведут себя, как в тюрьме, не хотят выполнять элементарных требований», — объясняла она.

Тем не менее, руководство и сотрудники центра были уволены, всего как минимум 15 человек. Позже СПЧ пришел к выводу, что условия пребывания в Сахарово были невыносимыми. Их подробно описал в своем отчете Андрей Бабушкин:

«Иностранные граждане размещены в запираемых камерах. Двери камер соответствуют стандартам, установленным для камер СИЗО и помещений камерного типа исправительных колоний. Пол в камерах бетонный, покрыт холодным пластиком. Приватность отхожих мест не обеспечена. Вода из-под крана для питья не пригодна. Бочки для питьевой воды отсутствуют. Телевизоры и радиоточки в камерах отсутствуют».

Кроме того, он упомянул два прогулочных дворика «размером 21 на 21 метр», стены и потолок которых сделаны из решеток. «Признаков использования прогулочного дворика в день посещения не имеется», — констатировал член СПЧ.

В итоге Бабушкин рекомендовал не использовать это здание для содержания арестантов — по его мнению, оно не соответствовало «правовому статусу» выдворяемых. Через полгода к такому же выводу пришли правозащитники из Кыргызстана.

Через пять лет глава Федерации мигрантов России Вадим Коженов назовет Сахарово «эталонным» центром для выдворяемых. В июне 2020 года он показал, как выглядит учреждение изнутри — но только новый, отремонтированный корпус. «Скоро у всех будут новые условия хорошие. В каждой камере будет душевая», — рассказывал он. На видео Коженов проходит по стерильно чистым камерам, кабинетам и складам — все они выглядят так, словно там еще никто не жил.

Фотографии с арестованными участниками протестов в Москве, опубликованные в начале февраля, больше напоминают то, о чем в 2015-м писал правозащитник Бабушкин — тот же бетонный пол и туалеты без перегородок. На одном из таких снимков на шкафчике можно заметить надпись «Fergana Кыргызстан Бишкек».

Спецприемник в Сахарово. Фото: «Протестный МГУ»

Хуже, чем в СИЗО

«Сначала задумывалось так, что [содержащиеся в центре иностранные граждане] будут спускаться в столовую, передвигаться по этажу, да и в целом не будут долго не задерживаться в центрах. Это нормальные условия. А когда переехали, выяснилось, что полицейское государство [никуда не делось]. Сформировали то же самое — камеры хуже, чем в СИЗО», — рассказывает юристка «Мемориала» Роза Магомедова.

Правозащитница Валентина Чупик добавляет, что центр в Сахарово и подобные ему не подходят для длительного пребывания — в камерах нет розеток, телефон выдают раз в четыре-пять дней, раз в неделю приезжает фельдшер и лечит всех парацетамолом.

«К тому же, там очень скучно. В спецприемниках нет выхода ни к СМИ, ни к связи. Практически везде есть библиотеки, но, во-первых, они только на русском языке, запрещена литература на других языках, там нет Корана. Есть только школьная программа на русском языке. Мы в Сахарово привезли 30 декабря [2020 года] первые двадцать радиоприемничков — они принимают десяток российских станций, поэтому людям в уши льется пропаганда вперемешку с музычкой», — говорит Чупик.

По словам юристки «Мемориала» Магомедовой, в центрах есть проблема с питьевой водой. О том, что воду приходится «заказывать» в передачках, также писал журналист «Новой газеты» Али Феруз — он провел в Сахарово полгода. «Но еда неплохая. Правда, там в основном мужчины, еды им маловато, они всегда просили [передать] хлеба, чая», — добавляет Магомедова.

«Эта проблема обусловлена тем, что, согласно закону о госзакупках, они проводят тендеры. И по этим тендерам побеждает тот, кто предложит меньшую цену. Людей кормят на 115 рублей в сутки. Проблема нехватки гигиенических средств часто стоит, снова из-за снабжения по тендерам. В месяц на человека привозят 40 грамм мыла», — объясняет Чупик.

Всего, по ее словам, на содержание одного иностранца в спецприемнике Россия тратит 58 тысяч рублей в месяц. «Это не его питание, не его обеспечение. Это охрана. Ну, и разворовывание под видом ремонта», — отмечает правозащитница. При этом, добавляет она, историй, когда иностранцы задерживаются в спецприемниках надолго, очень много.

«Граждане Туркменистана, если попадают в ЦВСИГ, то попадают, может, и на всю жизнь. Посольство Туркменистана очень плохо относится к своим гражданам, не интересуется их документированием, обстоятельствами жизненными. Сидят они там годами. Два года десять дней пройдет — то есть, истек срок пребывания — человека выпускают. Он на порог выйдет, а документов у него нет. Его снова в суд и опять два года десять дней. Мы встречали человека, который четвертый раз отсиживал эти два года», — говорит Чупик.

По словам правозащитницы, дипломаты редко помогают попавшим в ЦВСИГ согражданам. В основном, оформляют необходимые документы и занимаются отправкой на родину сотрудники миграционных служб. Например, периодически Сахарово посещают сотрудники Агентства по внешней трудовой миграции Узбекистана.

При этом российских граждан, арестованных после демонстраций, разместили в женском корпусе центра, говорит юристка «Мемориала» Магомедова. Оставшихся мигрантов перевели в мужской корпус. По информации правозащитников, сейчас в центре находятся 70-80 иностранцев. «В Сахарове всего 1 018 мест. Когда мы приехали туда 30 декабря, мы обнаружили, что там всего 69 человек. Их постепенно вывезли. Начали активно вывозить в июне-июле», — вспоминает Чупик.

Правозащитник и юрист Батыржон Шерматов отмечает, что удивился, увидев фотографии арестованных россиян в Сахарово, спящих по очереди из-за недостатка кроватей. «Я думал, что там должно быть достаточно мест, раз [иностранцев почти нет]», — удивляется он.

Задержанные на акциях в Москве в спецприемнике в Сахарово. Фото: «Протестный МГУ»

Лучше, чем в регионах

Жалобы на жестокое обращение в депортационных центрах правозащитники получают, в основном, на судебных приставов, которые занимаются перевозкой иностранцев из суда в Сахарово, а оттуда в аэропорт. «[Арестанты говорили, что] судебные приставы их шокерами мучают, избивают. Но это невозможно было доказать, им не поможешь. Какой-то парень рассказывал, что они делали намаз, громко читали азан, и их за это избили», — рассказывает Шерматов.

Еще в 2017 году о жестокости сотрудников ЦВСИГ в Сахарово рассказывали кыргызстанские мигранты. «Во время избиения они выключают камеры видеонаблюдения или заводят в баню, где их нет. Сначала связывают руки за спиной, а потом избивают. У них есть изолятор, после избиения тебя оставляют там в холоде. Тебя бьют по спине, как лошадь секут», — вспоминал один из них.

Через год, в 2018-м, правозащитник Бахром Хамроев сообщил об избиении двух узбекистанцев — одного из них, по его утверждению, избили с применением электошокера в день прибытия в центр. При этом Хамроев назвал Сахарово «пыточным лагерем» для иностранцев.

О том, что сотрудники бьют электрошокерами поступающих в ЦВСИГ, говорил и журналист Али Феруз: «Я был сзади закован наручниками. Меня посадили в машину, и мы выехали со двора. Проехали метров пятьсот, и неожиданно один из судебных приставов по руке ударил меня электрошокером. Потом шокером ударил по животу и по правой ноге».

Впрочем, в 2021-м правозащитница Чупик отмечает, что «ничего особенно плохого про работников самого ЦСВИГ» сказать не может. «Там, конечно, бывают крайне равнодушные к судьбам вверенных им людей инспекторы, которые специально не заходят к ним месяцами», — рассказывает она.

«Был человек из Таджикистана, который год просидел в СИЗО, а потом ему заменили экстрадицию на выдворение. В Сахарове на него давили-давили-давили. По его словам, условия в Сахарове для иностранных граждан гораздо хуже условий в СИЗО», — добавляет юристка Магомедова из «Мемориала».

При этом все опрошенные правозащитники подчеркивают — условия в Сахарово лучше, чем в региональных депортационных центрах. Всего в России насчитывается 78 таких учреждений. В ЦВСИГ во Владимире по углам находили плесень, говорят они, в тульском — отваливалась штукатурка.

Нередко в региональных центрах депортации происходят волнения — как, например, в ЦВСИГ Екатеринбурга в 2017 году, когда шестеро заключенных забаррикадировались в камере из-за «угрозы их жизни со стороны сотрудников». Через год, после избиения иностранцев омоновцами в томском центре, возбудили уголовное дело. Летом 2019-го об избиении сообщал также арестант из ЦВСИГ в Мордовии.

«Я очень рада, что туда отвезли российских протестующих. Прям очень рада. Хоть кто-то заинтересуется теперь проблемами этих людей, которые вообще ничего не совершали такого, чтобы можно их было там закрыть», — заключает Чупик.