О детстве

Я со школы приходил, сразу бросал сумку и шел помогать отцу. [Полоть] огород или поливать, идти косить сено для коровы или пасти эту корову. Другой жизни не было — убираешь навоз за животными. И в то же время, [я] был первым учеником в школе всегда, с первого по девятый класс.

Моя жизнь могла совсем по-другому сложиться. С такими показателями в школе я мог в любой университет поступить. Но тогда не было бы комбината, который меня поднял.

О родителях

Простые люди были. Нигде не учились, необразованные. Но столько житейской мудрости в словах и в поступках. Какие песни мать пела… На ходу сочиняла, в айтысах участвовала. Я поражался просто. Она просила меня читать стихи поэтов — видать, она там рифмы для себя ловила.

Бедновато жили мои отец и мать. Еще трое [детей, помимо меня]. Очень бедно, иногда ходили впроголодь. Послевоенное время — всего не хватало. Отец работал в колхозе, мать работала. Хорошо, что у дома был огород, хорошо, что это был юг, и можно было все взращивать, держать кое-какой скот. За счет этого мы выжили.

Первые месяцы [работы] я половину зарплаты отправлял отцу. Он приглашал всю улицу: «Вот, Султан прислал, давайте я вас угощу». А потом все меньше-меньше, потом женился и совсем перестало денег хватать.

Каждый год перед своим днем рождения хожу на ее могилу. И сейчас вот съездил. Отец и мать вместе похоронены. Мать на шесть лет отца пережила, и ушла. Мне кажется, я и сейчас там нахожусь — там, где я ее похоронил. Никому не дай бог испытать такую боль. Может, не для всех так, а это я особенный.

О заводе

Все началось оттуда — с завода. Я стал известным, работая рабочим. Моя фотография появилась на первой странице «Казахстанской правды», когда мне было 22 года. И я стал известным, был участником всемирного фестиваля в Хельсинки в 62-ом году, Гагарина видел несколько раз на съезде комсомола.

Я всю жизнь видел себя металлургом. Во-первых, мужская профессия, сейчас люди не любят такое. Во-вторых, хорошая зарплата по тем временам. Первая мысль была — помочь подняться родителям. И когда я в газете прочитал [про] Казахстанскую Магнитку, большой завод… Взял и поехал.

О смерти матери

Она болела. Почки у нее болели, ноги пухли. И все время говорила: «Когда ты в Алма-Ату вернешься? Когда вернешься?». Я тогда в Темиртау работал. Секретарем партии меня выдвинули, я приехал в Алма-Ату, оттуда — в Москву. Конечно, перед отъездом заехал к ней. Она лежала, не вставая. Уже не могла вставать. Я посидел, попрощался, сказал: «Сейчас поеду туда и вернусь». Она говорит: «Мы больше не увидимся». Я говорю: «Как не увидимся?» — и пошел. И этот человек — врачи сказали, она не может встать — она встала, вышла на веранду меня проводить. Сидели там, она мне несколько слов сказала, поцеловала в лоб, благословила и сказала: «Ты позаботься о сестре».

Я думаю, что должен был все бросить, носить ее на руках, мать лечить. Вот это меня всегда сильно беспокоит. Наша забота, наш долг перед матерью никогда никуда не уходит. Я приехал в Москву, ЦК КПСС согласовал [мою кандидатуру на пост секретаря Карагандинского обкома партии]. Мне позвонили, что мать умерла. Я оттуда, вместо Караганды, [в Алматы] вернулся и похоронил.

По маме [боль] не притупляется. Потому что я вспоминаю, как она меня любила. Знаете, мать должна сына любить всей душой, тогда будет у него успех, бог сохранит его. Она меня любила лучше всех остальных детей и не стеснялась прямо говорить [об этом]. Я чувствовал, что она так любит меня, больше своей жизни.

О власти

Все приходят к власти и говорят: «Вот поработаю пять лет и уйду». Я говорю: «Подожди, посмотрим». Ельцин говорил, что не он за власть держится, а она за него. Что-то в этом есть. Она тебя захватывает, конечно, и не может отпустить. Но надо решать этот вопрос. Мой случай — уникальный. Во многих отношениях. Я перед президентством пять лет был председателем правительства, до этого пять лет секретарем компартии Казахстана. Вся промышленность, транспорт, все было на мне. То есть, я подготовился. Фактически, сорок лет я был во главе этого государства.

О встрече с Трампом

Последняя встреча с президентом Трампом. Сидят его люди, мои люди. Он говорит: «Господин президент, у нас с вами химия есть, понимание. Я к вам отношусь уже… Я не знаком с вами давно, мы только познакомились с вами сейчас, но вы мне уже нравитесь. Я вам доверяю». Как оно получается, я не знаю.

О восстановлении после коронавируса

Исконное место моих предков — джайляу Ушконыр. Там похоронено много поколений. И я там просто сижу, набираю энергию. Если возможно — пью кумыс. Это самое лучшее для меня. В этом году после болезни я специально туда поехал, сидел, дышал горным воздухом. И это мне помогло восстановиться.

Об Аблязове

Разве вот Аблязов не является предателем? Я его молодого назначил министром энергетики, и он начинал работать. Он там проворовался. А я при чем? Я-то поднимал его. Проворовался — посадили в тюрьму. Писал письма за письмами. Его друзья и родственники писали: «Простите его, отпустите». Через какое-то время я, пользуясь правом президента помиловать, помиловал. Он сидел бы в тюрьме — может, еще добавили бы [срок].

Он просился, я вернул его в банк. И что он сделал? 7,5 миллиардов долларов украл, и теперь на эти деньги 15 лет живет на Западе. А на что он живет? Он же не работает там, зарплату не получает. Это были народные деньги, которые люди на депозиты вкладывали. Государство людям эти деньги вернуло. До сих пор мы ищем эти деньги, возвращаем, миллиард за миллиардом.

Я иногда размышляю — ну зачем ему? Десять раз ты сходи в этот ресторан, надень десять костюмов, ну, ешь там гамбургеры сколько хочешь. Но там же все чужое, не родное. Родная страна твоя ближе всего. Я ему не завидую ни за что. Но так случилось… Человек мог бы работать хорошо, помогать родине своей. А получилось — беглец.

Не буду перечислять, но есть другие, которые почувствовали мою доброту, мою поддержку, мою помощь. И с такой черной неблагодарностью ответили — сейчас работают против своей страны. Надо защищать независимость нам всем вместе. Меня это сильно задевает, приходится терпеть.