«Власти боюсь». Воевавшие на востоке Украины казахстанцы рассказывают о тюрьме, давлении КНБ и российском гражданстве
Никита Данилин
Статья
31 января 2020, 13:02

«Власти боюсь». Воевавшие на востоке Украины казахстанцы рассказывают о тюрьме, давлении КНБ и российском гражданстве

Иллюстрация: Мария Толстова / Медиазона

​​В 2014 году, в разгар конфликта между украинской армией и вооруженными сепаратистами в Донбассе, МИД и Генеральная прокуратура Казахстана отрицали участие граждан страны в боевых действиях. Но вынесенные за последние пять лет приговоры по статьям о наемничестве и участии в вооруженных конфликтах в других странах (статьи 170 и 172 УК РК) свидетельствуют об обратном. «Медиазона» поговорила с тремя казахстанцами, воевавшими на стороне самопровозглашенных республик — двое из них вернулись на родину, зная о возможной уголовной ответственности, а один предпочел остаться в России. Все они просили не указывать их имен.

Позывной «Башкир», 44 года

«Отговаривали нас обратно в Казахстан ехать, но у меня мама здесь, пенсионерка»

Родился я около Магнитогорска, город Сибай. В Караганду мы переехали, когда мне было шесть лет. Получал образование и служил уже в Казахстане. У меня казахстанское гражданство. До того как отправиться воевать, работал водителем на грузовом автомобиле. В 2015 году решил ехать на восток Украины. У меня с Магнитогорска брат там был с 2014 года, мы с ним переписывались, а потом он погиб, ну и сыграли роль новости, увиденные мной в интернете. Смотрю, там люди страдают — вот так вот и решился. С пацанами-сослуживцами поговорил. Кто где живет, кто в Караганде, кто в области — собрались и поехали. Нас семь человек было, вернулись только пятеро — двое погибли.

Мы приехали в Саратовскую область, там нам посоветовали ехать в ДНР в качестве волонтеров. Нам дали специальные волонтерские пропуска. Ну и вот приехали как волонтеры, обратились там в военкомат, подписали контракты, нас тут же на УАЗике отвезли в воинскую часть. Полгода у нас там учебка была. Потом нас расформировали, я вот к Гиви попал в отряд.

Иллюстрация: Мария Толстова / Медиазона

Мы были на контрактной службе, сначала деньги выплачивались гривнами, потом пошло евро, по-разному было. Платили гораздо меньше, чем обещали, часто задерживали деньги. Суммы, сопоставимые со средней зарплатой по стране. За убитого офицера 200 евро нам давали. Чтобы подтвердить — надо было сфотографировать убитого. По-другому подтвердить невозможно, ну, у них еще и разведчики это пытались проверять, свои люди в украинской армии тоже были. Если убийство подтверждалось — платили, если нет, то не платили.

Бандеровцев, «Правый сектор», где были просто звери, убивали. А таких, кто был на срочной службе, старались не убивать, не они же виноваты, что их туда отправили. Человечность все-таки была. Много было человечности. Но у тех, кто оттуда, у кого погибли семьи, за ними меньше такое замечалось.

Я был танкистом, так как в Казахстане служил в танковых войсках. Такие люди там ценились. Если захватывали трофеи, например, у вражеского танка только гусеница слетела, то все это очень приветствовалось. Знаки отличия давали, могли в звании повысить. Я управлял [танком] Т-62М. Сам я подсчет подбитых вражеских боевых единиц не вел — этим занимался командир. Я водитель-механик. Куда мне скажут, туда я и еду.

Один танк у нас сгорел, первый, на котором я служил. Когда танк горит — это отдельный разговор. Тяжело очень выбраться, нагревается металл, начинают клинить люки, там уже прикладом бьешь, чтобы сломать или хоть как-то выбраться. В тот момент мы были на волоске от смерти. Когда приехал домой, все друзья заметили, что я стал весь седой.

Сейчас как-то уже думаю, что, может, и зря я туда поехал. Все-таки в ДНР тоже все несладко, там тоже и коррупция, и с украинцами они общаются, деньги делают на людских жертвах. Очень там все запутано. И вообще, это как бы их война. Я потом пожалел, что я туда приехал. Да, в интернете говорят одно, но на самом деле там очень большой бардак. Среди командиров и бандиты, и наркомания. Все эти черные рынки, торговля между враждующими сторонами — все это пошло уже ближе к 2016 году. Сейчас все хуже и хуже. Я вовремя оттуда уехал.

Когда Путин не будет президентом, может, там и не будет войны. От России там тоже очень многое зависит. Много денег отмывают за счет войны. Как говорится, кому война, а кому мать родная. Наживаются на этом, а страдают простые люди, дети, пенсионеры.

Мне не предлагали ехать воевать в другие горячие точки. Ну как, российским пацанам, которые там были, предлагали. Это я слышал. Но чтобы откровенный разговор с предложением мне — такого не было. Если бы я подошел к командиру, рассказал, что хочу еще куда-нибудь воевать, может, они, конечно, и предложили бы. Но мне и без этого хватило войны. Поехал. Думал одно, а тут вообще путаница ужасная. И я там был не один такой. Вы даже себе представить не можете, сколько было разочарованных и подавленных людей. Ехали с одними намерениями, была цель у людей, а потом уже видишь человека, как он вечно злой ходит, недовольный всей этой политикой и Россией из-за того, что она говорила, что всегда поддержит, а потом резко отвернулась.

Когда приехал в Казахстан — у меня начались проблемы с КНБ. Вот я чего боюсь, чтобы преследования какого-либо не было. Потому что меня заставили удалить все фотографии оттуда, хотели посадить, но люди с Караганды помогли. Есть родственник, капитан КНБ, он мне очень помог, чтобы меня не арестовали. А так хотели за терроризм… преследовали долго очень. У сослуживцев, которые были со мной, проблемы есть, конечно, но тоже удалось избежать ответственности, также через знакомых, кто-то денег много дал. Есть еще знакомые из Костаная и Павлодара, которые были там, один сидел около года, а другой получил условный срок.

Когда туда отправлялся, знал, что так будет по приезду на родину. Когда записывался в добровольцы тоже предупреждали, что так будет. Нам вообще всем говорили: «Лучше в Казахстан не едь, делай российское гражданство, в общежитии поживешь, работу найдешь». Отговаривали нас обратно ехать, но у меня мама здесь, пенсионерка. Тоже она очень много переживала, здоровье у нее подкосило. Вот ради нее только приехал.

По-моему, статья о наемничестве — это очень неправильно. Это дело каждого человека, если он хочет. Я совершеннолетний. До того, как поехать туда, я очень долго все обдумывал. Но я сам принял это решение. Почему меня за это должны преследовать? Вот этого я понять не могу.

Жизнь сильно изменилась. Первое время никуда не выпускали из страны, даже в Россию. Но в декабре этого года вот впервые удалось выехать. Как не выпускали? Если даже я куда-то собирался ехать, например, на ту же вахту по работе, причем об этом никто кроме моих знакомых и родственников не знал, но почему-то сразу приезжали с КНБ, забирали и беседы были очень жесткие. В итоге я никуда не ехал, так как очень сильно угрожали. Благодаря родственнику давление спало, а так бы я и не выбрался. Во время бесед мне говорили просто: «Ни на одной границе вас не выпустят, поверьте нам». Доводы всякие приводили. Они думали, что я опять могу выехать куда-то воевать.

Сейчас устроился работать водителем камаза-самосвала, уже дали общежитие. Сослуживцы хотят в Россию на ПМЖ, но там тоже проблем с КНБ хватает, и их не выпускают за границу. В планах уезжать в Россию и получить гражданство там. У меня так же — что здесь делать, ничего хорошего тут не происходит, ничего не изменится.

Думаю, российское гражданство тоже будет нелегко получить, тоже будут проблемы. Когда были там, могли бы проще получить гражданство, но мы с пацанами все-таки сглупили, можно было чуть-чуть еще остаться, получить дээнэровские паспорта и спустя время поменять их на российские.

Позывной «Казах», 32 года

«Я на войне столько не шагал, сколько на зоне»

Родился в Казахстане, родом с Костаная. Всю жизнь провел здесь, учился, работал. Служить — не служил. В 17-летнем возрасте был осужден по глупости. Ну как бы и глупость с одной стороны, а с другой стороны, времена были другие. А так я все время грезил воинской службой, всегда хотел, но после судимости не сложилось.

Иллюстрация: Мария Толстова / Медиазона

На данный момент мне 32 года. На Донбасс я уехал в октябре 2014 года. События в Одессе у них, по-моему, были в июне. Это меня и подтолкнуло поехать. У меня просто товарищ с Одессы. И вот так-то информацией не владеешь, а то, что по телевизору говорят — все равно вызывает сомнения. Поэтому я позвонил товарищу, в те времена еще все эти вотсапы были не так распространены. И он мне вкратце рассказал, что у них там происходит геноцид, что запрещают русский язык. Я думаю, как бы запрещать — запрещайте, но что людям делать? После этих событий я еще долго не решался ехать, потом пока собрался и уже где-то в 15-16 числах октября я все-таки выехал.

Больше хотелось себя проверить, насколько далеко я смогу зайти. Каково это — быть на поле боя? А с другой стороны, думал, все же людям помогу, доброе дело сделаю. С благими намерениями, в общем, ехал. По поводу денег — я вообще до последнего сомневался, что там их платят. Ну и убедился в этом. Нет, деньги можно попросить, но для этого нужна квалификация.

Я выехал до Челябинска на маршрутке своим ходом. Взял с собой загранпаспорт, сумку. Надел горнолыжный костюм, берцы. С Челябинска уже купил билеты на поезд до Москвы, все-таки там их брать дешевле, нежели ехать из Казахстана.

В Москву приехал, так как все-таки хотелось на метро покататься, по Красной площади прогуляться — вдруг больше возможности не будет.

Когда был в Москве, произошла забавная история. На второй или третий день столкнулся с палатками «Помощь Донбассу», там стояли ветераны такие с орденами. Я спросил у них, кому они помогают, мне ответили: вот в Луганск помощь, так как они сами оттуда, назвали какой-то свой батальон — уже не помню название. Я им и говорю: «Как раз вот туда еду, подскажите, че почем». Мне сказали, что я по адресу, и попросили дождаться командира. Когда он приехал, мне объяснили, мол, все, через два дня мне помогут добраться до туда, как раз будут отправлять гуманитарку. В итоге я два дня с ними там провозился, а они так никого никуда и не отправили. Я еще два дня подождал. Как оказалось, они были самозванцами, которые собирали гуманитарку, пользуясь моментом.

После этого я своим ходом поехал в Ростов. Там на вокзале встретил одного в военной форме, он как раз выехал с Донецка и ехал домой. По его одежде было видно: либо он строитель, либо он воевал — все немного поношенное. У него начал интересоваться, он мне объяснил, как доехать, где на такси сесть, а там говорит: «Границу пересечешь, и там по-любому люди тобой заинтересуются». Даже еще до границы я встретил нужных людей, и вот они провели мне инструктаж, после чего я официально выехал из России в Донбасс.

Про статью «Наемничество» даже знать не знал. Так-то есть представление об основных статьях Уголовного кодекса, но за такую даже не слышал. Там тоже не предупреждали, кому это делать? Там с Казахстана-то толком никого не было. Из Казахстана я встречал только одного человека, позывной у него был «Аюшка», и то пересеклись мы на поле брани, поговорили, пока сигаретку раскуривали и автоматы перезаряжали.

Курсы мне проходить никакие не надо было, все-таки с детства знания были, состоял в военно-патриотическом клубе, в тире бывал. Во всяком случае, в теории я был хорошо подкован.

На тот момент на Украине был такой бардак. Эти ополченцы делились на подразделения: «Сомали», «Спарта», «Оплот», «Кальмус» и так далее. Их было море, и каждый сам по себе, свое начальство, у каждого свои боевые точки. В основном в ополчении были бывшие зэки, наркоманы, алкоголики, ну и фанатики. Но в основной массе был такой контингент, потому что времена непонятные, смутные.

И вот, когда мы туда приехали, мне повезло. Я же себя проверить хотел, насколько я далеко смогу зайти, поэтому я сразу на распределении сказал, что у меня рак мозга и мне терять нечего, мол, чего мне дома загинаться — и попросил отправить меня туда, где пожарче. И меня отправили в «Сомали», на тот момент они стояли в Донецком аэропорту. Получается только ребята с «боевых» приехали отдыхать на пару дней, их было 12 человек, и меня к ним отправили. А там одни фанатики — у кого по три, у кого по четыре войны за спиной. Там провели устный инструктаж, теорию объяснили, а остальное все на практике: бегаешь, повторяешь, ну пулю получишь — получишь. Главная задача выжить.

В основном это была разведка боем, щупали врага на слабые места, искали уязвимости в обороне. Порядком изначально была иерархия «кто сильнее», по крайней мере, так было первые полгода. Конечно, люди старались поводов не давать, все-таки все вооруженные. А через полгода началась демократия, мол, строим новое государство. Конечно, не без помощи — приезжали и инструкторы, и советчики, и практиканты. Там у них была система отработанная, налаженная, все-таки не в первой стране революции происходят.

Из происходящего там больше всего запомнились беспредел и мародерство. Что с той, что с этой стороны никаким благородством даже и не веет. А народ наоборот как страдал, так и страдает, и им без разницы, кто там во главе. Порой и не понятно ты защищаешь людей или наоборот делаешь им хуже. Но потом уже втягиваешься, вот этот азарт, как адреналин, как наркотик — и вот я полтора года остановиться не мог.

В 2016 году я выехал, причем выезжал не насовсем, так, на время, на отдых. Но так получилось, что границу пересек — и все, здесь арест. В планах было попасть в ростовскую частную компанию, которая была на тот момент настроена на Сирию. Получается, нужен был год военной практики, и после года можно было уже подавать документы. В планах было выехать, попасть домой, а потом уже в ЧВК вступить.

Сейчас, конечно, уже такого нет. Два года уже отсидел, и взгляды немного изменились. Да и чтобы в ЧВК попасть, нужно чтобы три боевых товарища порекомендовали тебя, а сейчас все контакты уже растерялись. Да и желания сейчас уже такого нет, все-таки в Сирии делать нечего, все очень непонятно. А если будет что-нибудь другое, то уже посмотрим.

Получается, я вылетал из Минеральных Вод самолетом до Актау. В Актау прилетел, а там уже арест производился. Ну как, я на тот момент уже знал, что я в розыске. Потому что когда меня задержали в Минводах за неправильный переход дороги, при выписке штрафа в базе я высветился, что нахожусь в региональном розыске. Меня тогда ребята отпустили, но предупредили, чтобы я был аккуратнее. Я тогда еще не понял, в чем дело, начал выяснять. После этого случая в КНБ, видимо, увидели по базам, что меня отпустили — и подали уже в федеральный розыск. Я подумал, что надо ехать и решать этот вопрос. В аэропорту меня уже встречали комитетчики.

Суд шел по упрощенной программе, так как я вину признал. Ну а как ее отрицать? Я ведь всего этого не скрывал, у меня во «ВКонтакте» были фотографии оттуда, на ютубе я засветился в роликах, за голову вознаграждение в «Миротворце» висело. Отрицать было бесполезно, тем более, когда смывки сделали и на пальцах обнаружили пороховые следы. Поэтому сразу пошло все по процессуальному соглашению.

Единственное, что смогли так это сделать два года общего режима. Два года прошли тяжело. Сейчас времена такие, что я на войне столько не шагал, сколько на зоне.

Жалеть поздно уже, бесполезно. А так, я думаю, полученные навыки могут мне пригодиться в жизни. Сам себя проверил. В общем, все как бы нормально, не плачу. Сейчас потихоньку работаю на стройке, выехать за пределы страны не могу. Комитетчики сделали мне какой-то запрет. А так жизнь нормальная, в принципе.

Позывной «Астана», 33 года

«Брат-азиат помог брату-славянину — это что, плохо, что ли?»

Родился в западном Казахстане в Уральске, вырос, закончил школу там, оттуда пошел в армию, отслужил, вернулся и переехал в Астану. Тогда еще Астана была. Всю жизнь работал, двигался, тусил, а потом — бац! — и судимость, четыре года отсидел, вышел и пошел искать работу с бумажкой о судимости. Там-здесь, там-здесь, нахуй никому не нужен. А что делать? Думаю, ладно, поеду в деревню к своим, займусь хозяйством.

А тем временем война началась на Украине. Посмотрел в интернете и понял, что поеду. Если здесь я в Казахстане нахуй не нужен с судимостью, то я поехал на Украину, на Донбасс, там помочь людям. Вот если ты никому будешь не нужен, и тебя позовут в другую страну? Ты же поедешь по-любому. Люди с судимостью в Казахстане нахуй не нужны. Базару нет, да, мы где-то согрешили, оступились, но мы заплатили за это — мы отсидели. Люди вышли, ну помогите им с работой. А в итоге денег нет, ничего нет, а потом удивляются, почему зэки такие. Да потому что правительство и народ перекрывают им кислород, поэтому они так и действуют.

Иллюстрация: Мария Толстова / Медиазона

Что мне оставалось делать? Я там пытался, здесь пытался — нихуя. Ну и ладно, Украина, война. Думаю, поеду, братьям-славянам помогу. Они мне такой «рахмет» говорили, что я от государства такого не ожидал. Вот теперь сам понимаешь, что это такое?

Ты говоришь, что россиян, которые туда едут, еще понять можно, мол, они с этой войной хоть как-то связаны. Но никто ни с чем не связан. Все просто добровольно, ты захотел — поехал. Вот у каждого есть свое «я». Мое «я» — это поехать туда, ни за деньги, ни за что. Просто поехать и помогать, чем смогу. Ты не поверишь, если я тебе скажу, что там были немцы, французы, англичане, итальянцы, американцы — они просто приехали и сказали: «Я буду помогать, и все».

Нет такого слова «наемничество» — там все добровольно. Нет такого, что «давай мы будем платить тебе тысячу или две тысячи долларов» — ты сам идешь добровольно. Я так и сказал: «Я хочу воевать вместе с вами, против Украины, против нациков». Они же все поддерживают Гитлера, все их эти приветствия — это все есть. Была бы у меня возможность, я бы им эту руку в обратную сторону, да туда бы затолкал.

Так что это искреннее желание помочь братьям-славянам. Я вот азиат. И что, брат-азиат помог брату-славянину — это что, плохо, что ли? И это при том, что я рожден в Советском Союзе, я раньше бегал за мороженым в вафельном стаканчике за 15 копеек, эскимо 20 копеек стоило, хлеб — 60 копеек. Я мелким бегал, я это еще помню хорошо.

Все семья и родственники в Казахстане. Ну когда я собирался ехать туда [на войну], вообще никто никак не отреагировал — я не предупреждал. Они отреагировали, когда я уже там был. Ну как сказать, какая была реакция… Думаю, если любая мать узнает, что ее сын отправился воевать, то как она отреагирует? Все родственники были просто в шоке. Я вот ходил тут рядом, раз — пшик! — исчез, и через два дня уже на Донбассе воюет пацан.

Функции мои были простые — чтобы противник не прошел. Глаза, наблюдение. А так я все проходил, выдвинуть позиции вперед, штурм — все это было. Авдеевскую промзону знаешь? Где сейчас битва идет в Ясиноватой, наше подразделение, в том числе и я — мы первые штурмовали его. В роте Креста. Крест — тоже выходец из Казахстана, командир. Он родился в Акмолинской области, в Кокчетаве. Это мой первый командир непосредственно.

Сейчас я в запасе. Нет, не воюю. Я стараюсь мирной жизнью жить, я уже не служу, уволился по выслуге лет, по состоянию здоровья демобилизовался и дома нахожусь. Но меня могут в любой момент призвать. Конечно, если война начнется, и будет реальный пиздец, то я там буду.

Я гражданин Российской Федерации. Получить гражданство было несложно, просто документы собираешь, сдаешь и все. Я мог бы вернуться в Казахстан и как гражданин России — меня бы не преследовали, но для этого я должен отказаться от гражданства Казахстана.

Конечно, домой тянет, охота вернуться. Блядь, власти боюсь. Если бы мне сказали, возвращайся, живи спокойно, мы тебя трогать не будем и ты никого не трогай, то вернулся бы, был бы сам по себе и вообще все равно было бы. Работал бы, залез бы куда-нибудь, на стройку, похуй, охрана-мохрана — и сидел бы куковал, и все. Но такого же нет. Но все-таки в Казахстан можно попробовать вернуться, ведь кто не рискует, тот не пьет шампанское.

Как еще к статье о наемничестве относиться? Человеку исполнилось 18 лет, он совершеннолетний, он может делать, что хочет. Ну поехал он в другую страну, дел натворил, вернулся в Казахстан и сидит тихо-молча. Он что, мешает кому-то? Кислород перекрывает, что ли? Поехал он там, повоевал, помог, чем смог, приехал, тихо-молча работает где-нибудь на заводе, пашет там. Ну что он плохого государству сделал? Дело коснется уже его государства, он может встать и сказать, что может помочь, ведь держать автомат умеет.